Из белой, перевернутой пластиковой бочки доносится тявканье маленькой собачонки, почти еще щенка. Пес выглядывает из своей «конуры», наверное, здесь, вдали от села, его оставил хозяин. Вокруг кучи костей животных, расколотые мраморные плиты, бурьян, некошеная трава и разломанный забор, а внизу лежит некогда сербско-албанское Ново-Село, что в Вучитрнском краю Косова. Собака живет на кладбище, где не осталось ни одного не оскверненного памятника. Все они разрушались систематически, а чудом до сих пор уцелевшие могилы были разорены во время погрома кладбищ в январе этого года. На кладбище редко кто-нибудь бывает, поэтому только спустя три-четыре месяца, навещая свою бывшую родину, Благое Йованович замечает: «Кто-то добил и то немногое, что еще оставалось. Вот, здесь еще белеет кое-что. А через какой-нибудь год все окончательно зарастет. Они соберут разбитые камни и перепашут все так, будто тут ничего никогда и не было. И так вокруг уже одни поля».
Надгробная плита его родных Зорана, Божаны, Катарины и Аритона так сильно разбита, что Благое использует ее куски как заслонку, чтобы свечи не гасило ветерком, поднимающимся из прекрасной долины, по которой проходит дорога к знаменитому селу Самодреже.
Бешеная ярость, с которой были опустошены эти могилы, вызывает ужас. Камни размолоты на мелкие куски, по которым невозможно даже восстановить имя. На обломке надгробной плиты за псом, который не перестает лаять, сохранилась фамилия – «Лазич». Кое-где еще лежат, дожидаются новой Пасхи, цветы.
Благое Йовановичу, местному уроженцу, нечего бояться, ему много раз приходилось поднимать хозяйство с нуля. Глядя на то, как в его запущенном саду пасут скотину, он ни на секунду не задумавшись, отправляется прогонять незваных гостей из своих владений. До конфликта 1999-го года в поселке Ново-Село прекрасно жили пятьдесят сербских семей. Им была возвращена их земля, конфискованная коммунистами, казалось, ничто больше не предвещало беды. Сегодня в селе никто не живет. Несмотря на то, что, как утверждает администрация, для возвращающихся сербских беженцев были отремонтированы дома, здесь нет ни одного серба. Эти однотипные дома практически полностью разграблены, из них выгребли все, что можно было унести. Дом Благоя был полной чашей, теперь у него нет дверей, провода вырваны из стен, а шелковица, посаженная еще его дедом, срублена.
Провал программы возвращения сербов в свои дома имел несколько фаз. После первоначального воодушевления и активных контактов с соседями, которые в основном засчет возвращающихся кое-что получили: где-то новую дорогу, где-то водопровод, где-то еще что-нибудь для достойной встречи репатриантов, все начало меняться. Сиротская атмосфера убогих домов, полное отсутствие работы, невозможность вернуть все то, что наживалось десятилетиями труда, внезапное охлаждение отношений с соседями, нетерпимость и периодические стычки похоронили всякие надежды на будущее.
«Мне никто не может запретить приехать сюда. Уж что-что, а на это кладбище я всегда приду», – говорит Благое, окидывая взглядом свой родной плодородный край. По-другому дела обстоят на крайнем юге Косова и Метохии, в каньоне Быстрицы под Призреном.
На маленьком и суровом, окруженном стенами, клочке земли идет восстановление монастыря Святых Архангелов. Все то, что было обращено в прах во время погрома 17-го марта 2004 г.,[1] теперь начинает отстраиваться заново, и уже в первые недели после Пасхи большой братский корпус должен обрести кровлю. К толстым стенам, о которые разбиваются воды Быстрицы, пристроен новый двухэтажный братский корпус, окрестные сербы искренне радуются каждой новой перемене в своем монастыре.
С благословения епископа Феодосия, архимандрит Михаил начал великое дело обновления комплекса, построенного когда-то сербским царем Душаном, который нуждается в полной основательной реставрации, начиная с фундамента, и заканчивая братским корпусом и двумя церквями, от которых остались только основания стен.
«Радость обновления иногда пугает человека», – говорит отец Михаил. По его словам, Святые Архангелы воскресают этой весной благодаря любви и вере всех, кто помогает, молится и болеет душой в эту и другие святыни Призрена. В планах также восстановление маленькой, давно разрушенной церкви Святого Николы, чтобы в большой братский корпус мог прийти любой, чтобы всегда было, где переночевать и чтобы сам Призрен стал ближе.
В обоих случаях, вучитрнском и призренском, речь, на самом деле, идет о свободе, ее восприятии и о том, кто определяет ее границы. Можно ли оставаться свободными под влатью другого этноса, и где границы духовного и символического значения в жизни дискриминированных людей? Плодородное, богатое и прекрасное Ново-Село потеряно. Сербы в нем не выжили, потому что степень их свободы определяли другие люди, другие люди решали, как должны выглядеть их дома и в чьем саду им можно пасти скот.
На куске призренской каменистой бесплодной земли с могилой царя Душана посередине есть жизнь, работа, обновление и развитие. И во всем этом есть что-то более важное – ощущение свободы. В окружении этих древних стен каждый пришедший старается сделать что-то как свободный человек. В эту спасительное место сбиваются все несчастные, чтобы ощутить свободу, чтобы жить ею.
Живоин Ракочевич
Перевела с сербского Анастасия Галанина
[1] Во время погрома 17 марта 2004 г. толпа албанцев из Призрена разгромила и сожгла жилой монастырский корпус Святых Архангелов. Немецкие военнослужащие КФОР, охранявшие монастырь, не предприняли никаких мер для предотвращения погрома, происходившего на их глазах.
Жизнь
Святая земля
ФОТО
ВИДЕО